Застегивая последние пуговицы на мундире, Корд ухмыльнулся. Нежная графиня, воздушное создание, модница, околдовавшая его в первую же встречу, оказалась полна сюрпризов. Она была… Корд не мог подобрать нужного слова, он никогда не был силен в этих романтических бреднях, что изливают на дам изнеженные поэты с бледными щеками. Но одно он знал точно — Эветта никогда бы не стала ждать пиратского капитана на берегу. Доведись ей родиться там же, где появился на свет Кейор Черный, она бы уже водила собственный корабль. И южные купцы передавали бы из уст в уста легенду о демонице с зелеными глазами, что страшнее любого шторма. Зеленые, глубокие глаза, в которых можно утонуть, как в водовороте…
— Работа, — напомнил себе Демистон, вкладывая клинок в ножны. — Долг. Служба.
Одернув мундир, он решительным шагом направился к двери. К демонам гернийский чай! Надо взять бездельника вестового за шкирку, вытащить из кухни и отправляться в штаб. Тогда, быть может, он и в самом деле сможет выкроить хоть пару часиков ночи, чтобы вернуться в эту гавань. К предводительнице пиратов с глазами цвета южного моря.
У входа во дворец Сигмона встретил Тьен — маленький слуга королевского советника. Вестовой, посланный за Ла Тойя, лихо козырнул и, отчаянно зевая, поплелся в левое крыло, в комнаты прислуги. Тьен же пригласил графа следовать за собой.
Ступая по пустым и темным коридорам замка следом за Тьеном, Сигмон таращил глаза, стараясь проснуться. Выспаться ему так и не удалось — первая же ночь, проведенная им в собственной постели, была грубо прервана приказом Де Грилла. Отправляясь в постель пораньше, трезвым и чистым, Ла Тойя предвкушал целую ночь здорового сна. Она должна была окончательно привести его в чувство после недельного запоя. Но и тут не повезло. Неужели Птах следил за своим подчиненным и, заметив, что тот пришел в себя, тут же вызвал во дворец? Или это просто совпадение?
Потирая щетину на подбородке — ее граф надеялся сбрить утром, не торопясь, тщательно подтачивая бритву на ремне, как и положено честному человеку на государевой службе, — Сигмон не забывал поглядывать по сторонам. Несмотря на раннее утро, в замке было довольно шумно. Из залов доносились голоса гуляк, проведших всю ночь за столом, из кухни, под аккомпанемент звона кастрюль, тянуло аппетитными ароматами жаркого и пряного супа. Празднество еще не закончено. Веселье не прекращалось ни днем, ни ночью, и Сигмон готов был поручиться, что еще пару дней в замке будет тесно от гуляк, собравшихся задарма поживиться праздничным угощением, и гостей, не спешащих возвращаться к привычным и скучным будням. Где же Вэлланор? Поднимает очередной бокал за здоровье супруга или мирно спит в широкой постели, положив голову на дряблое плечо Геордора?
Сигмон помотал головой, отгоняя непрошеные мысли, и постарался собраться. Де Грилл наверняка припас для него что-то особенное, если вызвал в такую рань. Это хорошо. Новое задание поможет отвлечься от ненужных размышлений. Пусть работает тело, а не голова.
У дверей, ведущих в кабинет советника, Тьен остановился и поднял руку. Ла Тойя послушно замер на месте. Слуга тихонько постучал в двери. Не получив ответа, постучал еще раз, громче. В ответ раздалось приглушенное ворчание, и Тьен удовлетворенно кивнул. Он распахнул дверь перед графом, и Сигмон, не медля, вошел в полутьму кабинета.
Де Грилл сидел в глубине кабинета, за широким столом. Два подсвечника с зажженными свечами возвышались над столом и освещали только столешницу да груду бумаг, скопившихся на ней.
Не дожидаясь приглашения, Ла Тойя подошел к столу и сразу уселся на стул с высокой спинкой, не намереваясь стоять навытяжку перед советником. Тот, услышав шум, оторвал взгляд от бумаги на столе и поднял голову.
— Наконец-то, — сухо произнес он вместо приветствия.
Сигмон, пораженный увиденным, не ответил. Птах выглядел словно оживший мертвец: глубоко запавшие глаза, мешки под ними, отвислые щеки, сухая пергаментная кожа, потрескавшиеся губы. На щеках горел лихорадочный румянец, на носу выступили красные прожилки. Руки Де Грилла, сжимавшие бумаги, похудели настолько, что казались высохшими птичьими лапками. Ла Тойя еще никогда не видел настолько изможденного человека в королевском замке. Если бы он встретил Птаха в темнице, то ничуть не удивился бы. Но для королевского советника такой вид не совсем характерен.
— Неважно выглядите, граф, — сказал Сигмон. — Вы, часом, не заболели?
— Что? — переспросил Де Грилл. — А, нет, пустое. Много работы.
— Вам нужно поспать, — посоветовал Ла Тойя, — выглядите как, простите за прямоту, покойник.
— Неважно, — отмахнулся советник. — Потом. После.
— На вас лица нет, — настаивал Сигмон. — По виду напоминаете каторжанина. Еще немного, и нам придется кормить вас насильно.
— Хватит! — прорычал Птах, и в его голосе появились прежние нотки. — Вы явились сюда, чтобы обсуждать мою внешность? Заткнитесь наконец и слушайте меня.
Сигмон пожал плечами. Конечно, он не слишком сильно любил Птаха — этого паука, раскинувшего по всему королевству сеть осведомителей, просто нельзя любить. Но Де Грилл определенно сделал много хорошего и для королевства, и для всех друзей Сигмона. Советник искренне заботился о Ривастане, а не о своих карманах, и за это Ла Тойя уважал графа. Тот крепко держал свое слово, заботился о друзьях, врагам спуску не давал, и если бы не был так подчеркнуто отстранен, то Сигмон, пожалуй, рискнул бы назвать его своим другом. Если Птах сейчас заболеет и надолго выйдет из игры, то, возможно, все королевские дела придут в упадок. Сигмон прекрасно знал, чем именно сейчас занимается королевский советник. Сам он не желал в этом участвовать, но для сохранения мира и спокойствия в королевстве необходимо, чтобы Де Грилл оставался на ногах. Сигмон дал себе слово, что натравит на советника Ронэлорэна с его ворохом лечебных трав и мерзких эликсиров. Де Гриллу явно не помешает врачебная помощь.