Принцесса и чудовище - Страница 76

Он не мог позволить себе поступить иначе.

Никто не должен знать об этом. Никто, и в первую очередь — Вэлланор Борфейм. Пусть она видит лишь чешую и холодные змеиные глаза бесчувственного убийцы, с ног до головы залитого своей и чужой кровью. А не славного героя, спасающего принцессу от дракона. Но ведь взгляд, один лишь взгляд мог выдать его и положить начало чему-то, чему лучше не случаться никогда. Вэлланор Борфейм… Нет, Вэлланор Сеговар не должна видеть в Сигмоне Ла Тойя никого, кроме верного ручного зверя, в котором кипит жажда крови.

Зверь, словно почуяв, что речь идет о нем, заворочался в душе Сигмона. Он не мог понять всех тонкостей, испытываемых его хозяином. Ему просто нравилось быть рядом с комочком света, чье имя так приятно отдавалось в его ушах. Он мог позволить себе быть откровенным с самим собой — дикий зверь, что с него взять. Сигмон ему завидовал. Он боялся, что, вновь увидев принцессу, выдаст себя неосторожными взглядом. И благодарил судьбу за то, что их нагнал отряд герцога. Теперь Вэлланор ехала в плотном кольце из всадников, надежно укрытая от чужих взоров. Герцог ехал рядом с ней, и лишь иногда Сигмон ловил на себе его взгляды, исполненные и гнева, и восхищения.

Граф знал, что Борфейм очень зол на него. Сигмон понимал, что нарушил какие-то планы герцога и тем пробудил в нем гнев. Но Борфейм не только сердился на спутника. Как опытный боец, он восхищался его смертоносностью и живучестью. Зверь внутри Ла Тойя чуял, что Борфейм одновременно хочет и убить его, и приручить. Сигмон понимал, что герцог завидует Геордору, которому служит подобное оружие. Борфейм бы не отказался от такого слуги, и, быть может, когда-нибудь… Сигмон постарался выбросить из головы мысли о будущем. Оно скрыто туманом, и следует мыслить о настоящем, чтобы не лишиться того самого будущего.

К счастью, у Ла Тойя был способ отвлечься от мрачных размышлений. На этот раз и у него появился собеседник.

Капитан Паркан — офицер ривастанских порубежников, уцелевший после засады в лесу, не отстал от слуг герцога. Он прибыл вместе с ними, подошел к Сигмону и больше не отходил от земляка. Теперь они ехали бок о бок, возглавляя отряд. Сначала капитан молчал, лишь иногда поглядывая на спутника. Но потом, видя, что тот не спешит с расспросами, принялся рассказывать сам, так, словно делал доклад командиру.

Дорогу они расчистили быстро — воины Борфейма оказались на редкость трудолюбивыми. Погрузив трупы в экипаж, отряд направился к Тиру. Там, у ворот, их ждала встреча — кто-то из путников, слышавших шум битвы, уже успел доложить об этом военным, и гарнизон поднялся по тревоге. Паркану удалось быстро найти общий язык с командованием — здесь были предупреждены о визите северных гостей и ждали их. Когда комендант узнал о засаде, то был сильно раздосадован. Рассказывая об этом, Паркан просто лучился радостью, и Сигмон подумал, что капитан вволю поиздевался над несчастным комендантом, запугав того различными карами вышестоящего начальства до мокрых подштанников. Но что бы там ни случилось, отряд не стал задерживаться в городе. Мертвых поручили военным. Северяне, выполняя приказ герцога, оставили экипаж в городе и, уже не связанные им, бросились по следам хозяина. Паркан, которому следовало вести отряд гостей, признал, что старался просто не отстать от них. А потом… Потом рассказ капитана стал немного невнятным. Но Сигмон и сам догадался — северяне услышали шум боя и остановились, не желая вмешиваться в сражение, кипящее черной магией. Паркан уверял, что пытался заставить их вмешаться, но Сигмон чувствовал — капитан и сам не горел особым желанием вмешиваться в смертельную схватку, от которой тряслась земля. И он не мог его винить за это.

— Потом, когда все кончилось, — сказал капитан, — мы поехали дальше. И в конце концов нагнали вас, граф.

Сигмон кивнул, принимая информацию к сведению. Ему открылся еще один кусочек головоломки, но он решительно не мог понять, куда его следует пристроить. Похоже, воины герцога не трусы. Это хорошо тренированные воины. И в схватку они не вмешались вовсе не из страха, а потому, что получили такой приказ. Или они знали, что их хозяину ничего не грозит. Знали заранее, что чудовище Сеговара примет удар на себя? Или…

— Ваша светлость? — окликнул его Паркан.

Сигмон с удивлением глянул на спутника, словно только сейчас вспомнил о его существовании. Глаза капитана блестели, сам он подался вперед, прижимая раненую руку к груди. Он явно что-то хотел услышать… похвалу? Сигмон усмехнулся, когда понял, что молодой капитан ждет рассказа о ночном бое. Еще одна легенда о чудовище?

— Вы проехали по дороге? — спросил Сигмон.

— Да, прямо… прямо по полю боя, — признался Паркан, и Ла Тойя увидел, что тому стало не по себе от воспоминаний о растерзанных телах.

— Что вы видели, капитан? — спросил граф.

— Тела… много тел, — отозвался тот. — Деревья, вырванные с корнем, сожженную землю… Мы даже остановились. Северяне поймали двух лошадей, бродивших по дороге.

— Капитан, — тихо позвал Сигмон, наклоняясь к спутнику.

— Да? — жадно отозвался тот.

— Вы ничего не видели, — мягко проговорил Ла Тойя. — Ничего. И об этом «ничего» вы никому не станете рассказывать. Разумеется, кроме королевского советника, если он вас об этом спросит.

— Ничего, — повторил Паркан, не в силах отвести взгляд от груди спутника, где сквозь прорехи в камзоле проглядывала чешуя. — Я… я понимаю, ваша светлость.

Оставшийся путь они проделали молча. Капитан больше не решался заговорить с графом, а тот ехал, погрузившись в размышления о превратностях судьбы. Подумать только, когда-то ему казалось, что самое страшное на свете — это черная чешуя на его теле. Но жизнь настойчиво напоминала Сигмону о том, что самые тяжелые испытания человеку готовит только он сам.