Принцесса и чудовище - Страница 66

Королевский советник, измученный, голодный, невыспавшийся, опрокинулся на спину и задремал прямо на холодных черепицах, не обращая внимания на ледяной ветер. Ему снилась пустая дорога, освещенная луной. И черная стена, перекрывшая путь. Она скрывала от Эрмина то, что он хотел увидеть. Это она мешала ему смотреть чужими глазами. То самое черное колдовство, которое делало его слабым и беспомощным. Оно по-прежнему тут, рядом, и грозит нахлынуть волной, скрыв навсегда весь окружающий мир. Вместе со сном пришла тревога, и советник заворочался во сне, поскуливая, будто обиженный щенок. Острое ощущение опасности кольнуло, словно клинком, и Де Грилл вскрикнул во сне. Он хотел уйти из этого места. Проснуться. Ведь это сон?

Черная стена вздулась пузырем и лопнула, выплеснув в лицо советнику темное нутро, пахнущее гнилью. Застонав от ужаса, Де Грилл погрузился в кровавую круговерть ночного кошмара: в лицо ему плескалась кровь, острые клинки пронзали его тело, заставляя кричать от боли, багровый огонь вился во тьме, грозя спалить дотла все, к чему прикоснется. Де Грилл вопил от ужаса, а вокруг него крутился водоворот кошмара, затягивая его в свои кровоточащие глубины.

Задыхаясь от боли и страха, советник попытался проснуться. Он кричал самому себе, что это всего лишь сон — но никак не мог очнуться от кошмара.

Боль становилась нестерпимой. Картины кровавого пиршества сплелись в единую круговерть, смешались, превратившись в клочья тьмы, истекавшей багровой жижей. Дыхание перехватило. Де Грилл забился на черепице, как рыба, вытащенная на берег, и понял, что умирает. И в тот же миг темнота полыхнула белым светом, а боль пронзила тело советника раскаленной иглой. Де Грилл вскрикнул от боли и покатился по черепице вниз. Раскинув руки, он остановился на самом краю, впившись пальцами в обожженную глину, и застыл, уставившись невидящими глазами в пропасть под собой.

Советник видел вовсе не город Рив, расцвеченный ночными огнями. В своем сне он сидел на ветке и видел под собой дорогу, усеянную мертвыми телами. Там, среди них, стоял человек, сжимавший в руке оторванную голову. Человек вскинул голову к пылающей багрянцем луне и завыл, словно дикий зверь. И только тогда Эрмин Де Грилл понял, что это — не сон.

— Сигмон, — прошептал он белыми от холода и боли губами. — Сигмон!

Темнота отступила. Незримая преграда, закрывавшая его дар черной повязкой, исчезла. Де Грилл чувствовал, что к нему вновь возвращается его способности, и чуть не заплакал — так, как мог бы заплакать от счастья внезапно прозревший слепой.

Напрягая ослабевшие руки, советник отполз от края крыши. Встал на четвереньки и, не в силах подняться, пополз к слуховому окну, ведущему на знакомый чердак. Перед глазами кружились картины из далеких краев — дороги, леса, города, страны… Дар хлынул в него, словно река, пробившая запруду. Больше всего на свете Эрмину хотелось лечь прямо тут, на холодные черепицы, и заснуть на день, а то и на два. Но он не мог себе этого позволить.

Дар вернулся. А значит — у тайного советника короля еще много работы.

* * *

Все оказалось даже хуже, чем представлялось Вэлле. Едва она сошла с дороги, как поняла, что между редким лесом на склоне горы и дремучей чащей нет ничего общего. Идти было трудно — сапоги проваливались в палую листву, устилавшую землю толстым ковром, вязли в подозрительно чавкающих ямах. Опавшие ветви и корни деревьев сплетались в ловчую сеть, пытаясь поймать в ловушку ноги Вэлланор. Низко нависшие ветви били в лицо, а кусты цеплялись за беличью куртку, так и норовя стянуть ее с плеч. Всякий раз, когда Вэлла отводила в сторону ветку, на нее обрушивался водопад ледяных брызг. Раньше она и не подозревала, как сыро может быть в осеннем лесу.

И все же она упрямо шла вперед. Брела, выдирая сапоги из чавкающей сгнившей листвы и плетеных ловушек. Отбрасывала исцарапанными руками ветки, прикрывая лицо воротником куртки, уже разодранной в десятке мест. И все же шла, забираясь все глубже в лес — подальше от пустой дороги, что так страшно дрожала под ногами.

Ее всю трясло. Отчаянно ломило спину, а ноги болели, словно ей пришлось пешком забираться на Второй Пик, к сторожевой башне, что высилась над Каменными Чертогами. Зубы стучали, и Вэлла сама не могла понять — то ли от холода, то ли от страха. Но она шла и шла, до тех пор, пока ноги не подкосились, отказываясь выбираться из грязи. Тогда Вэлла вскрикнула и упала, по локоть окунув руки в палую листву. Из последних сил, на четвереньках, она добралась до огромной ели. Здесь, у ее бугристых корней, было относительно сухо. Вэлланор заползла на высокий корень, села, прислонившись спиной к широкому стволу, и замерла, прижав к груди исцарапанные и грязные руки.

Она не плакала. Просто сидела, уставившись в темноту, и вздрагивала, словно испуганный зверек, при каждом шорохе ночного леса. Сердце колотилось в груди, да так сильно, что Вэлланор казалось, что ее качает от этих ударов. Сколько она просидела так, оцепенев от страха, она не могла бы сказать.

Постепенно Вэлла успокоилась и смогла вздохнуть свободно. Разжав сцепленные руки, она вытерла их прямо о куртку. Потом достала платок и начисто, как могла, протерла царапины на руках. И только потом осознала, насколько она грязна, и даже ойкнула от огорчения. А потом невольно улыбнулась — здесь, в чаще леса, некому было ее отругать за неподобающий вид. Больше того, она дорого дала бы за то, чтобы здесь сейчас появилась мать и выбранила ее. Или отец. Или дядя. Хоть кто-нибудь!

Вэлланор вскинула руку и закрыла ладонью рот, сдерживая рыдания. Нет, так не годится. Там, в темноте, бродит что-то страшное. Возможно, оно ищет ее. Нельзя шуметь. Королева Изабель тоже старалась сидеть тихо, когда по лесу рыскали убийцы. Но ей повезло больше — как помнится, она нашла приют под раскидистым кустом орешника, на мягком ковре из зеленой травы… Вэлланор сжала зубы и убрала руку ото рта. Плакать уже не хотелось. Старые легенды больше не развлекали ее. И меньше всего ей хотелось стать персонажем новой легенды — о королеве, что так никогда и доехала до своего замка.